Вверх, расправляя
крылья,
песней уставшей
флейты,
с веток сбивая
иней,
птицы взмывают
в лето.

За твоими окнами - ветер,
За твоими окнами - солнце.
Ты мечтаешь поспать и о лете,
И не знаешь, как всё обернётся.

Два всадника: центурион¹  Гордиан и декан²  Бадвард, из тевтонов, стояли на поляне посреди осеннего леса. Оба молчали, напряженно вглядывались в полумрак под  красно-желтыми кронами деревьев. Бадвард  поднял голову к серому каледонскому небу и нарушил тишину:
-Завтра утром, пойдет снег…

Из открытого окна тянуло дымом. Горели торфяники. Жара толстым ватным одеялом накрыла город. Дым от горящих в округе лесов  закрывал небо. Паша Палочкин сидел на диване и обливался потом. На нем были только шорты. Волосы слиплись в сосульки. По костлявой спине стекали горячие капли. Ему то и дело приходилось снимать очки и протирать запотевшие стекла. Вокруг Паши, на диване, были разложены детали вентилятора. Палочкин пытался починить его вот уже два часа.

Что-то пронеслось перед глазами и разбилось об асфальт, рассыпавшись десятком алмазов. Сергей посмотрел на стеклянные осколки у своих ног. Потом глянул наверх. Кажется, с одного из верхних этажей, бросили стакан. В неподвижном жарком воздухе слышны были пьяные голоса и обрывки блатной песни.

Федьку Косого – последнего из отряда, схватили в овраге. Фашисты, возглавляемые гестаповцем по кличке «Зуб», прижали Косого к крапиве. У партизана кончились патроны, иначе он бы никогда не сдался! Фашистские сволочи заломили Косому руки и потащили в свой штаб.

Глаза слипались. Голова напоминала воздушный шар. Казалось, она вот-вот оторвется от плеч и взлетит к беленому потолку. Тело – будто мешок сырого цемента. Стояла удушающая жара. Хотелось пить. А еще жрать и спать. Капитан, где-то за камуфляжными спинами, бубнил что-то о «героях Афгана». Мы рядами сидели на табуретках, поставленных на «взлетке» - коридоре в казарме.

Влад - стильный, стройный, пылкий гомосек
Нам понадобилось где-то десять сек.
И мы поехали к нему
Решил я дать только ему!